Дэннис Лэнгли - Celistic. Эхо мира
– Это Гордон Келли, – объяснил Эхо, успокаивая членов Совета. – Он всего час назад стал биороботом, вам не о чем беспокоиться… подождите пару минут, пожалуйста… видите? Вот и все. Он снова обычный человек.
После церемонии уставший Странник пошел ужинать в маленькую баливскую кафешку где-то на нижних уровнях Немериса, у самого подножия Башни Совета. Эхо знал, что Страннику приятно, когда он пользуется телом Привратника, поэтому он составил своему создателю компанию, и они вместе уселись за столик у окна, глядя на проходящих мимо людей.
– Это был долгий день, – сказал Эхо. Его системы были перегружены большим количеством биороботов, так или иначе участвовавших в собрании. Только сейчас, когда все разошлись, он снова с удовольствием ощущал, что может просчитывать ситуацию на дни вперед, будто бы вдруг исчезла туманная стена, загораживавшая обзор. Он исследовал открывшееся время с любопытством и восхищением.
– Что ты видишь? – спросил Странник.
– В смысле, «вижу ли я спасение для людей»?
– Да.
Эхо сделал паузу, задумавшись.
– Я не знаю. Есть минимум век впереди. Там несколько кризисных моментов, но разрешимых, и пару раз человечеству придется пойти на небольшие уступки. Потом мы выкупим себе несколько систем, и у биороботов появится собственное отдельное государство.
– Ты знаешь, к чему всегда идет такое «разделение».
Он знал – к войне.
– Я не могу сказать точно. Смотри, мы ведь прошли сейчас этот кризис. Давай просто будем верить, что пройдем и следующий. Ты ведь веришь?
– Верю, – улыбнулся Странник. – В конце концов, никакие знания нас не спасают. У нас всегда остается одна вера.
– Наверное. Так ли уж сильно мы отличаемся? – сказал Эхо.
Они замолчали. На улице пошел снег. Хлопья пролетали верхние ярусы города, через щели, мимо труб и климатических систем, попадали в стоки, сливались в грязные резервуары, снова замораживались и рассеивались над средним ярусом. И только самые редкие, и от того почему-то самые красивые снежинки, достигали желтоватых огней нижних улиц. Старичок-официант (он же владелец, повар и единственный сотрудник кафешки) разносил горячий чай. Болтались под кондиционером пластиковые полоски с сувенирными иероглифами сайфов.
– Я убил вас, – сказал Странник.
– Ты… что? – спросил Эхо.
– Убил вас всех. Одного за другим. Активировал чипы контроля. Остался один ты.
Он не врал, и Эхо видел это. Все биороботы в мире были мертвы. Чип Эхо должен был включиться через минуту. Странник давал Эхо возможность ответить.
– Я видел такой вариант, – сказал Эхо.
– Но ты верил мне. Знаю.
– Я всегда думал, что ты на стороне справедливости.
– Ты ошибался. Я на стороне людей.
Звякнула, падая, чашка чая, которую Эхо взял просто из вежливости. Странник встал.
Он вышел на темную улицу, которая уже почти опустела, полная грязных луж. То тут, то там с верхних ярусов сливались нечистоты. Глядя в никуда, Странник пошел по улице, не обращая внимания на эти зловонные потоки.
Постепенно, чем дальше он уходил, его сгорбленная фигура все сильнее сливалась с паром и выхлопами, пока совсем не пропала.
Эпилог
Шел 2577 год. Солнце Сайфа немилосердно жгло мертвую планету с такой яростью, что местами песок плавился, образовывая смертоносные дымящиеся озерца. Нередко песчаные бури срывали барханы с места и поднимали расплавленную жидкость в воздух. Это атмосферное явление называлось «Дыханием Сайфа» и разрушало совершенно все, что не было закрыто щитом, убивало людей, в труху разносило роботов и здания.
Иногда такие бури шли сплошной стеной, иногда стелились почти у самой земли, будто бы призрак былой влаги поднимался темными бурунами и полз, полз, полз, переваливаясь через хребты холмов, собираясь комками и проседая.
Когда буря стихала, становился виден колодец. С несколькими слоями силовых щитов вокруг, узорчатой мягкой крышей и пластиковыми стенками сводов. Когда-то в этом колодце стояла автоматическая система насосов, но сейчас механизм был неаккуратно разобран, а кое-где и разбит. В колодце зияло рваное черное отверстие, уходящее куда-то глубоко вниз.
Из отверстия доносился низкий металлический скребущийся звук. Он ритмически повторялся несколько раз, и все замолкало. Потом, через несколько минут, звук возобновлялся. Час за часом этот звук не менял ни тональности, ни силы. День за днем. Много-много дней подряд.
На дне колодца было сухо. Там лежало несколько пластиковых обломков и кусок тела робота. Механизм выглядел ужасно. Он был перебит на уровне пояса. Ноги валялись рядом. Одна рука была сломана в предплечье и висела на истерзанных проводах. Вторая гладко стерта до запястья. В голове робота зияло несколько вмятин, рот отсутствовал, глаз и небольшая выводящая текст панель дисплея отходили на тонком проводе откуда-то из спины и лежали рядом. Единственной рукой робот скреб стену. Он продвинулся совсем недалеко – добившись углубления в несколько сантиметров диаметром и не больше в глубину. Но он не сдавался. Иногда он разряжался и тогда ждал недолгого периода, пока солнце не окажется в зените, чтобы чуть подзарядить осколок его светового генератора.
Во время одной из таких зарядок глаз робота зафиксировал тряску – похоже, в колодец кто-то спустился.
«КТО ЗДЕСЬ», – отобразились зеленые буквы на дисплее.
– Непросто тебя было отыскать, Росшепер, – Странник поднял механический глаз к лицу, давая тому возможность разглядеть его. – Это твой последний робот?
«ПОМОГИ МНЕ».
Странник оглядывал помещение, не сразу сумев понять, что здесь происходит. Похоже, сверхпрочный сверхнадежный сверхсовременный саркофаг, где хранилось тело старика, стал для него сверхпрочной сверхнадежной сверхсовременной могилой.
«ПОМОГИ МНЕ».
– Так ты до своего тела пытаешься докопаться?
«ПОМОГИ МНЕ».
– На самом деле я пришел вернуть тебе долг.
«ПОМОГИИИИИ, – одна за другой буквы на дисплее принялись исчезать. – СКОЛЬКО».
– Все деньги, что я брал на строительство инфостанции. С учетом инфляции.
Они оба помнили, что по договору формально Странник был ничего не должен, но сам про себя он считал иначе, и Росшепер не стал его переубеждать.
Впрочем, Странник не торопился возвращать деньги. Он сел, привалившись спиной к стене, и прислушался к утробному вою бури где-то высоко-высоко. Росшепер заметил, что Странник неожиданно мрачен и растрепан. Его одежда была полна дыр и грязи, лицо небрито, в глазах замерли отчаянные огоньки, как у самоубийцы. Он выглядел так, будто только что взбирался на Башню Совета по стене и будто бы даже сейчас, сидя, он тоже каким-то невероятным образом продолжал этот выматывающий бесконечный подъем.
– Как тебя угораздило попасть сюда?
«ПОМОГИ МНЕ».
– Рассказывай, давай.
«ПОМОГИ МНЕ».
– Росшепер, пожалуйста.
«ПОМОГИ МНЕ».
– Еще раз это напишешь, и я расколочу твоего робота к чертовой матери.
И тогда, только после обиженной паузы, уговоров и обещаний, что с роботом ничего не случится, Росшепер принялся рассказывать. Он говорил про ограбление у себя в банке, после которого он был вынужден вернуть своей старейшей клиентке всю сумму прямо из своего кармана (часть, впрочем, удалось отбить у похитителей, но, по словам Росшепера, совсем крошечную). Говорил про потерю базы на астероидной станции. Говорил про убийство лучших своих сотрудников вместе с убийством большинства пиратских баронов. Сайфы наступали на Целистику размеренно и неостановимо. У Росшепера вдруг оказалось мало друзей (он уверял, что раньше было полно), и много врагов (ну, новых). Компания оказалась на грани развала. На старика объявили настоящую охоту, и было чудом, что ему удалось сохранить хотя бы одного робота.
В какой-то мере через состояние Росшепера отражалась общая ситуация в мире. Целистика была на грани, собирая последние силы перед заведомо превосходящим врагом. Рассказывали, что Совет даже не мог набрать генералов и вынужден был ставить на эти посты пиратов и перебежчиков. В считанные дни все должно было закончиться, и перспективы эта концовка открывала отнюдь не радужные.
«Я ВСЕ ТЕБЕ РАССКАЗАЛ, А ТЕПЕРЬ ТЫ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИ».
– Росшепер.
«МОЛЧУ».
– Спасибо. Я тоже хочу рассказать.
«СЛУШАЮ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО».
И тогда рассказывал Странник. Он говорил, что больше не хочет жить.
– Я убивал их семь раз. Понимаешь? Семь. Всю верхушку инфостанции. Семь раз я своими руками уничтожал все, что люблю больше всего на свете. Что мне делать? – монитор оставался пустым. – Если хотя бы раз я не справлюсь, инфостанция станет чудовищем. Она станет идеей, доведенной до абсурда. Но я не могу вести людей. Их может вести только идея. И всегда нужен я, чтобы ее останавливать. Каждый раз.
